Константин Краковский: «Главное – научить студентов юридических вузов осознавать свое призвание – защиту справедливости»

Вы часто связываете Ростов-на-Дону и Конституцию, основной закон писали ростовские юристы?

Константин Краковский: Это, действительно, необычный конституционный феномен. Один из вариантов проекта текста Конституции 1918 года, многие положения из которого вошли в окончательный текст, написал Михаил Андреевич Рейснер, выпускник юридического факультета Варшавского университета. А Варшавский университет переехал в 1915 году в Ростов-на-Дону и стал в итоге Ростовским университетом, то есть мы считаем, что это выпускник нашего вуза.

Значительная часть проекта Конституции 1977 года вышла из-под пера Александра Бовина, известнейшего журналиста-международника, но он тоже заканчивал юридический факультет Ростовского университета.

И проект ныне действующей Конституцию писал Сергей Шахрай, выпускник юрфака Ростовского университета. С ним вместе работал Сергей Алексеев. А еще, по легенде, с ними был Анатолий Собчак, однако в действительности у него имелся свой, другой проект.

У нас с Сергеем Шахраем почти готова книга на эту тему, рабочее название «Ростовский юрфак и Конституция». Скоро, надеюсь, мы ее опубликуем.

Какие отличия существуют между выпускниками региональных и столичных вузов?

Константин Краковский: Думаю, что только уровень спеси: у провинциалов она обычно начисто отсутствует. Принципиальной разницы нет, но надо признать, что все-таки центральные юридические школы – московский и петербургский университеты, Кутафинская академия – очень сильны, хотя бы потому, что в составе кафедр по 10-15 докторов наук.

Многое вкладывается в головы, но другой вопрос – возьмут ли студенты эти знания или нет. Все индивидуально. Но когда провинциал приезжает в Москву или в Санкт-Петербург из какого-нибудь «медвежьего угла», он понимает, что только его очень большой труд и старания могут помочь утвердиться в жестком столичном юридическом мире. 

В Москве приезжие должны «пахать» в два раза больше. Москвичи нередко ленивы, у них уже все есть, а провинциалы больше стараются и часто достигают больших высот.

Какие основные недостатки вы бы отметили в современном юридическом образовании?

Константин Краковский: Как сказал однажды Александр Бовин, «дела у нас идут хорошо, но не безнадежно». В юридическом образовании как раз примерно так.

Раньше - в СССР – на всю страну было несколько десятков юридических вузов. В 90-е, когда стало многое «можно», в одной только в России открылось порядка 1200 юридических вузов; юридические факультеты начали открываться «при домоуправлениях, в подъездах». Просто потому, что это престижное образование, и на этом можно заработать. Сейчас «подсократились»: стало 700, и мы радуемся этому. Да, закрыли 500 юридических вузов, но надо, наверное, закрыть еще 600 (в первую очередь, юрфаки частных вузов и в непрофильных государственных вузах – инженерных, зоотехнических и т.п.) и оставить 100.

Существует шутка «у меня есть диплом юриста, но я не юрист», и это беда. У нас огромное количество людей с дипломами юридических вузов, но они не юристы, не осознают своего призвания

Абсолютно уверен, что юридическое образование это очень серьезно, серьезнее только медицинское. Я всегда говорил моим студентам, что нашу профессию – профессию юриста – нельзя сравнивать с другими профессиями; о ней нельзя говорить, что она хуже или лучше других: она уникальна. И эта ее уникальность состоит в том, что люди доверили нам право защищать справедливость. Понятно, что студентов-юристов нельзя просто так научить справедливости, но все юридическое образование должно быть пронизано этой идеей. Выпускник юрфака должен осознавать свое особое призвание и думать не о том, как его клиенту уйти от ответственности, а как обеспечить справедливость, помочь суду найти истину и вынести справедливое решение.

Недавно проходил громкий процесс с актером, ставшим виновником смертельного ДТП, и мне стыдно, что по его адвокату люди будут судить о юристах. Потому что самое главное не выиграть процесс любым способом, главное – истина и справедливость. Адвокат защищает не преступника, а право человека на справедливый суд. А если пытаешься выиграть процесс за счет несуществующих свидетелей, должно быть совестно. Я согласен с Минюстом, поднявшим вопрос о лишении этого человека статуса адвоката, потому что это позор для всех нас. (На момент интервью еще не было известно, что этот адвокат был лишен права заниматься адвокатской практикой на 1 год – прим. «Русбанкрота»)

С точки зрения истории, есть ли важные факторы, утерянные в нынешнем юридическом образовании?

Константин Краковский: В вопросе о становлении юридического образования мы отстали от Европы примерно на 600 лет. У них первые университеты появились на рубеже 11-12 веков, у нас это 1755 год. Однако за последующие полтора века мы почти догнали Европу, юридическое образование в императорской России было очень качественным.

В его основе лежали два предмета: римское право и история русского права – их изучали долго и тщательно. Римское – это классическое право товаропроизводителя, а история русского права позволяла увидеть прогресс в области права у нашего народа и понять преемственность, историческую основу. И какие выходили юристы! Настоящие профессионалы и интеллигенты.

А потом пришли большевики и первое, что они сделали в 1917 году в сфере образования, – закрыли юрфаки университетов. Далее открылись советские факультеты общественных наук – этакий суррогат правового образования, затем снова юрфаки, институты права и т.п., но в эти 70 лет юридическое образование было весьма специфичным. До трети учебного плана посвящалось «марксистко-ленинскому образованию». Да и само право – советское социалистическое – было весьма своеобразным, «классовым» феноменом.

В современной России ситуация, казалось, возвратилась на круги своя, но затем появилась «болонская» двухступенчатая система образования – лично я ее противник. Сейчас идет обратный процесс, надеюсь, что нам, юристам, вернут специалитет. Бакалавр – это «полузащитник», недоучившийся юрист. А в магистратуру (особенно на коммерческой основе) не все могут позволить себе поступить и, еще страшнее, когда поступают выпускники бакалавриата неюридических вузов. С последними мы «строим крышу дома, не имеющего фундамента».

Многие говорят, что студентам-юристам нужна цифровизация, IT, умение написать юридическое письмо. Конечно, все это важно. Но в юридическом вузе, особенно в первые два года, обязательно должен быть теоретический фундамент. Римское право во многих вузах убирают, и это ужасно. Без теоретической подготовки, без римского права, истории права из вузов выходят дельцы, маклеры права, но не юристы. Как говорил великий русский юрист А.Ф. Кони, юрист поступает так не потому, что он так хочет, а потому, что он не может поступить иначе, ибо это решение подсказывает логика, внутреннее убеждение, жизненный опыт и смысл закона. 

И есть еще один важный аспект. По моему собственному определению, «юрист, это человек, у которого нет начальства». 

То есть когда руководитель говорит, что надо сделать так, а ты понимаешь, что за «нет» тебя могут уволить, но все равно говоришь «нет», потому что это противоречит закону и твоей совести. Если же ты делаешь что угодно, лишь бы начальник похвалил – всё, юрист закончился.

А в чем особенность русского права?

Константин Краковский: Русский народ сам по себе не очень любит право, но глубоко уважает нравственность. У нас даже нестареющая фраза есть, звучит она так: «Как будем решать – по закону или по совести?». В головах сидит, что если по закону, то это что-то нечестное и неправильное.

У нас если брату деньги в долг дают, не будут требовать расписку. Также и брачные договоры, в нашем обществе это непопулярная тема, когда вступая в брак, люди уже думают о разводе. Считается, что есть в этом какая-то червоточинка. С другой стороны, действительно может произойти всякое, можно и развестись через месяц, и фабрику при этом отсудить. В этом и особенность нашего народа – нам легче быть «святыми», чем честными.

Вообще-то я считаю, что, например, брачные договоры - это лишнее, за исключением тех случаев, когда речь идет об очень богатых людях. Довольно часто дамы (я говорю это, потому что в условиях России бизнесменами являются, в основном, мужчины) вступают в брак по расчету. В подобных ситуациях мужчина должен быть защищен.

Еще пример, если в Великобритании столкнулись две машины, то водители просто выходят и обмениваются визитками своих адвокатов – юристы договорятся, никаких проблем. Но англичане преимущественно честные, это важная их особенность. А наши люди с хитринкой, у нас часто обмануть – это не плохое сделать, а просто «уметь жить». Если у нас будет, как у англичан в случаях с ДТП, то это станет прекрасной юридической ситуацией, но мы потеряем «свое лицо». Уйдет понятие «сделать по совести», потеряем, если хотите, нашу «русскость».

Западный юридический дух, в некотором смысле, отравляет нас. С одной стороны, юридический формализм - это хорошо, а с другой – все-таки не очень. Помните знаменитую речь в суде следователя Подберезовикова из фильма «Берегись автомобиля»: «Он, конечно, виноват, но он не виноват». Это по-нашему.

Как вы считаете, у Эльмана Пашаева после случившегося будут еще дела?

Константин Краковский: Думаю, что к нему очередь выстроится (через год – прим. «Русбанкрота»). Клиенты, которые знают, что они не правы, ищут как раз таких адвокатов, чтобы выгородить себя. Для Пашаева это очень хороший пиар. К слову, думаю, пиар получит и адвокат историка Соколова в печально знаменитом питерском деле о «расчлененке».

Вы считаете, что этот процесс выигрышный?

Константин Краковский: Я вообще не использую для уголовных процессов выражение «выигрышный». Главное, чтобы была достигнута истина, пусть не абсолютная, но судебная.

Я бывший следователь (хотя некоторые утверждают, что бывших следователей не бывает), как минимум 2-3 раза я наблюдал, как адвокаты фальсифицируют дела. По одному такому делу человека оправдали – ДТП со смертельным исходом. Погиб пожилой мужчина, уже дедушка, его сбила грузовая машина. Я провел расследование, все было очевидно, но потом я уволился. Спустя время получаю повестку в суд, приехал на процесс и вот что выясняется. Защитник выставил 40 лже-свидетелей – все водители гаража, друзья и коллеги подсудимого, они, выручая своего товарища, сказали, что был знак, что у водителя-обвиняемого была главная дорога. Якобы, знак упал, но все знали об этом, и дедушка на легковушке должен был пропустить грузовик. В итоге человек лишил жизни другого человека, и суд его оправдал. А адвокат «выиграл» процесс, но проиграла справедливость - это ужасно.

Процесс всегда должен завершаться справедливым приговором. Адвокат должен добиваться не оправдательного приговора, ему важно, чтобы приговор был справедливым. 

Хотя, конечно, он не должен и превращаться во второго прокурора. Задача хорошего адвоката – не допустить несправедливого приговора. То есть в принципе адвоката не должно интересовать: человек крал или не крал, убивал и ел младенцев или не убивал, защитник должен, что называется, «проверить на зубок» все представленные обвинением доказательства, ДОКАЗАНО ли, что он ЭТО сделал.

Один из моих университетских товарищей, Марат Хабибулин, защищал «всемирно известного» ростовского маньяка Андрея Чикатило. Все ростовские адвокаты отказались, потому что участие в защите этого монстра считалось ударом по репутации, а он взялся. Когда мы с ним встретились, я подал Марату руку и сказал, что он мужественный человек. Он не «отмазывал» Чикатило, а просто очень достойно участвовал в процессе, проверяя все доказательства. Упомянул смягчающие обстоятельства (семья и ребенок), потому что по закону суд должен это учитывать, и промолчать об этом, значит снизить градус защиты. Было очень тяжело, но Марат провел процесс, не оправдывая страшные дела этого мерзавца. Он вел себя как настоящий адвокат, юрист.

Как юристы решают столь сложные вопросы этики?

Константин Краковский: Споры об этом идут очень давно. Одни говорят, что не стоит брать т.н. «неправые дела», а лично я считаю, что адвокат не должен мучить себя вопросом, какое дело перед ним: правое, неправое – это дело суда, и он не должен превращаться в судью. Вообще многие юристы говорят, что неправых дел не существует. Потому что в этом случае адвокат берет на себя обязанности судьи, заочно называя человека виновным – а это решение должно оставаться только за судом. Никакой человек не должен оставаться без защиты, это адвокатский долг.

Но вести себя в процессе он должен не так, чтобы выгородить (речь об уголовном процессе), а так, чтобы все выяснить. В гражданском процессе – и вовсе иная задача – представить легальные доказательства правоты своего клиента, помня, что не дело суда самостоятельно искать доказательства: он решает дело на основании того, что представили стороны.

А как же антипатия, адвокаты ее не испытывают?

Константин Краковский: Это простые люди считают, что адвокаты защищают убийц, воров и насильников. Но адвокат защищает не насильника, вора или убийцу, а права человека, который сидит на скамье подсудимых и имеет точно такие же гражданские, социальные и пр. права, как и все остальные, плюс еще процессуальные права. Пока суд не сказал, что он виновен, к нему нельзя относиться иначе. Презумпция невиновности – величайшее достижение человечества.

Во времена Сталина она не действовала в СССР, и людям приходилось доказывать, что они «не украли». Мы хорошо знаем, чем это обернулось для нашего народа, какова была горькая цена, уплаченная за отсутствие презумпции невиновности. А теперь, с презумпцией, наоборот обвинение должно доказать, что человек виновен, а мы будем проверять доказательства.

Адвокаты на сегодняшний день вообще ведут неравную борьбу – суд благоволит обвинению. Не то, чтобы у нас была презумпция вины, но суды очень «уважают» сторону обвинения и считают, что раз следователи так написали, значит так и есть. Менее 1% оправдательных приговоров это очень печально. Для сравнения в России второй половины 19 века было до 40% оправданий. Это, конечно, тоже многовато, но, как всегда, истина посередине.